Мы говорили о том, что ни бестелесные духи, ни человеческие души не подвергаются разложению, тлению и не исчезают, даже в случае крайнего отвержения их от своего Первообраза и Источника истинной жизни.

В связи с этим возникает у многих вопрос: если всеведущий Бог еще прежде творения знает о каждом сотворенном человеке или духе, выберет ли он спасение или погибель, то зачем создал Он тех, которые погибнут и унаследуют вечные мучения?

Этот вопрос, по-видимому, отчасти связан с тем, что всесовершенные свойства Божии, естественно, не могут быть охвачены ограниченным и сотворенным умом. Действительно, как вечность Превечного Бога невольно представляется чем-то вроде очень-очень большого времени, или в крайнем случае, временем какого-то другого рода, так и всеведение кажется чем-то вроде очень-очень большого ведения, и отсюда проистекают многие наши недоумения.

Однако святые Отцы всё же приоткрывают для нас непостижимое. В частности, святитель Иоанн Златоуст говорит, что если бы Бог не создал тех, кто теперь, будучи создан, погибает, то это означало бы наказание за несовершенное преступление: они были бы лишены жизни незаслуженно и несправедливо.

На это может возникнуть такое возражение, что лишение временной жизни не так страшно, как вечная погибель; ведь засвидетельствовал, например, Господь, что лучше было бы не родиться тому, кем предается Сын Божий.

Однако эта истина касается того, кто уже родился: он так распорядился даром Божиим, что лучше было бы ему им вовсе не обладать. Но нельзя сказать того же самого о нерожденном: он не сделал ничего такого, что обессмыслило бы дарование жизни.

Здесь надо заметить еще одно. Хотя мы привыкли к сопоставлениям временной жизни и ее благ и бедствий с вечной, по сравнению с которой временные и радости, и превратности ничтожны, но всё же само бытие, сама жизнь, а тем более – почтенная образом Божиим, – является великим даром, неоценимым сокровищем. Его лишение, то есть не разлучение души от тела, что мы называем смертью, а именно изначальное лишение, которое есть вместе с тем лишение и возможности достигнуть вечных благ в Боге, – это величайшая утрата и жесточайшее наказание.

Но мы должны обратить внимание и на другое: откуда вообще берется эта опасность вечной гибели? Ее причина кроется в свободной воле – неотъемлемом свойстве образа Божия, которым почтены и безплотные духи, и человеки. Без этого качества нет образа Божия, невозможно само это понятие, невозможно то бесконечное благо, которым одаривает свои разумные создания Творец. Не будет ни свободы воли, ни образа Божия, ни наград, ни победных венцов, ни достигнутого Богоподобия и усыновления Богу, если проявления этой свободы оградить так, чтобы она не действовала в самом главном: конечном принятии или отвержении Божественной любви. Уничтожать ли тех, чей выбор оказался в пользу зла, или вовсе не давать им родиться – и то, и другое означало бы призрачность свободы, фиктивность Богоподобия, обманчивость борьбы с соблазном.
Но Творец и Спаситель мира не создает подделок; Он начертал Свой подлинный образ в ограниченных творениях, дал им вместе с разумом и свободу, чтобы они могли возлюбить Его и стать не только Его творениями, но и сыновьями по благодати.

Это свойство не вполне нами постижимо; человечество всю свою историю и признает, и боится признать его реальность. Ведь так многое в нашей жизни зависит не от нас самих, и даже наши пожелания вызваны в значительной степени внешними причинами, не говоря уже об их реализации в словах и поступках. Интересно, что концепция правосудия – кажется, неотъемлемая часть цивилизации – подразумевает ответственность свободных существ; и всё же эта основа человеческих отношений постоянно оказывается под вопросом: действительно ли люди хоть сколько-то вольны в своих склонностях и действиях? Действительно ли ими не полностью владеют наследственность, воспитание, обстановка, таинственный рок или нечто подобное? – Божественное Откровение свидетельствует, что свобода человека, созданного по образу Божию, реальна, несмотря на все зависимости и все влияния, которым он подвержен.

Всеведение Божие не отнимает у человека свободы, потому что судьбы Божии, Его Промысел и всё Его ведение остается совершенно недоступным для творений; нет человека, о котором во время его земной жизни можно было бы сказать, что он обречен на погибель. Нельзя сказать: те или другие люди созданы, но напрасно – им всё равно погибать. Каждая душа, каждый начертанный образ Божий дороже всего мира, и имеет возможность достигнуть спасения, принять Божественную любовь.

Это тем более так, что всесовершенный Промысел Божий строит спасение всякого человека. Не только Творец, но Промыслитель и Спаситель всех людей непостижимым для нас образом дарует всем возможность спасения, чтобы те, кто ее отвергнет, оказались безответными в день последнего Суда.

В бесах – падших ангелах – нам показана реальность той опасности, которая нам угрожает. И эта опасность – не в том, что кто-то создан напрасно, а в том, что мы, именно мы сами, можем дать место злу в своем сердце и сделать себя неспособными к любви Божей. Ненависть к Богу и Его творениям, ненависть ко всякому благу может овладеть человеком и стать причиной вечного мучения, терзания злом и страстями, к которым телесное мучение уже мало что прибавляет. Сама Божественная благодать становится тогда опаляющим огнем – не потому, что в ней заключено какое-то зло, а по причине ненависти, воспринятой душою.

Советую к сказанному перечитать «Судьбы Божии» свт. Игнатия Брянчанинова; а сама оставлю дальнейшие рассуждения на тему, помня слова, сказанные преподобному Антонию Великому: «Это – судьбы Божии. Исследование их душевредно. Себе внимай!»

Святитель Григорий Палама в своих «Триадах» пишет, что как в будущем пришествии Христовом хотя и не все сподобятся обетованных благ, но воскреснут все без исключения; точно так же (говорит он) и первое пришествие Христово хотя и не всеми принято с верою, но неприметно изменило весь мир и человеческие понятия (Триада II, часть 3, 4).

Действительно, прежние языческие представления потеряли свою силу, так что и не желающие слушать Евангелие и прямо воюющие с ним должны озаботиться большей «духовностью», прибегать к более тонкой философии, к более возвышенным моральным рассуждениям, чтобы выглядеть в глазах людей чем-то важным, и не стать предметом насмешек и презрения. И это не единственное, что изменилось в мире.

Со времени «единого нового под солнцем» – явления Христова – происходят в мире противонаправленные процессы: принятие людьми веры Христовой и отвержение ее. При этом и отвергающие его принуждены считаться с произошедшим изменением, и не могут его игнорировать: невозможно человечеству вернуться в прежнее состояние неведения Христа, а миру снова стать таким, каким он был когда-то.

Многое, что было принесено в мир Христовой верой, стало восприниматься как само собой разумеющееся, всегда бывшее и присущее человеку. У такого взгляда есть свое основание: авва Дорофей вслед за многими другими Отцами замечает, что добродетели человеку естественны. Однако человечество по падении находится в состоянии противоестественном, почему и многие «естественные» понятия о добродетели, проповеданные в мире вместе с верой Христовой, были сначала восприняты как нечто совершенно новое и неслыханное, и только со временем стали считаться чем-то извечным и даже общечеловеческим.

Действительно, если мы обратимся к литературе и вообще историческому наследию язычества – в легендах, песнях, сказаниях и хрониках разных народов, мы не найдем там многого, что нам теперь привычно. Странными и новыми оказались для языческого мира идеи, что истинная слава не состоит ни в красоте лица, ни в богатстве и здравии, ни в силе и умении побеждать на поле боя; что месть своим врагам отнюдь не составляет доблести; что прав не тот, кто сильнее, и что мучитель, терзая жертву, не доказывает своей правоты, а скорее, наоборот – расписывается в своей несостоятельности и в своих заблуждениях...
Кроме тех вещей, явлений и понятий, которые были прямо привнесены верой Христовой в мир, есть и такие, которые произошли вследствие этого, хоть никогда не были целью ни явления Христова, ни проповеди Евангелия. Нам полезно обратить внимание на то, как переменилась человеческая жизнь за эти века: во-первых, ради важности события, даже внешне повлиявшего на жизнь всего человечества, а во-вторых – ради того, чтобы по возможности оценить, где мы находимся и что от нас требуется в той точке истории, куда мы помещены Божественным Промыслом.

В современном мире является общепринятым представление о прогрессе человечества; обычно предполагается само собой, что человеческое общество в целом всегда развивалось – политически и, так сказать, технически. Правда, изменения последних веков явно не идут ни в какое сравнение с древностью, откуда делается вывод, что прогрессу свойственно ускорение. И если взглянуть на научно-техническую сторону прогресса, то в настоящее время он действительно идет по нарастающей, фактически уже не нуждаясь во внешних причинах.

Но тысячелетиями человечество не стремилось менять принципиально свой уклад жизни, и никакого особенного прогресса не наблюдалось. Более того, во многих странах прежние обычаи, образ жизни, общественные нормы и все применяемые технические приемы менялись очень мало до тех пор, пока не претерпели изменения посредством влияния извне, через соприкосновение с цивилизацией, уже идущей по знакомому нам пути прогресса. Так, аборигены Австралии оставались со своим незамысловатым «первобытным» образом жизни, а Китай, несмотря на изобретение пороха, бумаги и чернил, продолжал жить традициями, не ища никаких перемен.

Что так сотрясло Европу и переднюю Азию, что народы сошли с накатанной дороги, и с тех пор уже не могут остановиться в своем неуемном движении?

Хотя Иустин Попович пишет: «за последние 300 лет в Европе не происходило чего-нибудь, не имеющего связи со Христом», но он говорит здесь о связи в определенном смысле – в смысле решительного отвержения Христа. А в более общем смысле и предыдущие века свидетельствуют о том же: всё происходящее в Европе связано со Христом; притом понимая под «Европой» всю европейскую цивилизацию, а не строго ограниченный участок суши.

Мы уже как-то отмечали, что именно вера Христианская подорвала основы рабовладения, несмотря на то, что Апостолы не только не призывали ни к чему подобному, но прямо учили рабов покоряться и добросовестно служить своим господам. Однако устойчивость прежнего порядка вещей пошатнулась, когда сами господа вынуждены были признать во всяком человеке образ Божий, со всей вытекающей отсюда ответственностью. Для совести человека довольно обременительно владеть чадами Божиими и распоряжаться ими. Отсюда берется не столько, может быть, стремление освободить других, сколько стремление самим освободиться от этой тяготы.

Разумеется, я по неволе говорю очень обобщенно: сложны и запутаны пути каждой души в отдельности и человеческого общества в целом, и в мою задачу не входит разбирать все эти переплетения событий и устремлений. Но в ближайших заметках мне хотелось бы коснуться некоторых изменений, их причин и последствий для нас, живущих в нынешние времена.